0
21 декабря исполняется 140 лет со дня рождения И.В. Сталина. Историческая фигура, как принято сегодня говорить, неоднозначная… С его именем связаны массовые репрессии в нашей стране. Но в тоже время, с именем Сталина шли на смерть. С его именем связана великая Победа в самой страшной и кровавой войне в истории человечества.
О роли Сталина в истории говорят, пишут, спорят. И так, наверное, будет всегда. Потому личность великая, а тогдашняя геополитическая ситуация повторяется в наши дни. Огромный интерес вызывают у журналистов потомки Сталина. Их много, они разные. И судьбы сложились по-разному. Наш рассказ о Галине Яковлевне Джугашвили, любимой внучке Сталина, дочери его старшего сына.
Наш корреспондент Мадина Шавлохова беседует о трагической судьбе Якова Джугашвили и его дочери с Татьяной Шутовой, журналистом, писателем и переводчиком, кавалером ордена Леона — высшей военной награды Республики Абхазия.
— Татьяна, как и когда вы познакомились с Галиной?
— Это было в конце 90-х годов, когда Союз писателей России, как и вся страна, переживали драматический период своей истории. «Инженеры человеческих душ» разошлись по разные стороны баррикад. Начался делёж имущества. Литературная полемика порой переходила в схватку. Приёма новых членов не было.
В самом конце 1997 года внезапно объявили, что будет приём. Среди подавших заявление на рассмотрение комиссии, была и я. Однако сама процедура изменилась — теперь для того, чтобы стать членом Союза требовалась рекомендация печатного органа. Газеты, издательства, журнала, альманаха.
Моим прибежищем в то время была газета «Литературная Россия», орган Союза писателей, который, как и газету «День», чуть было не закрыли после августовского путча. Газета «День» вскоре стала «Завтра», и среди писателей ходила «оптимистическая» шутка : «А Завтра будет День…»
На тот момент, я занималась вооружёнными конфликтами на Кавказе. Вокруг событий в Южной Осетии и Абхазии была установлена информационная блокада. «Литературная Россия» — единственный печатный орган, где была возможность сказать слово в защиту страдающих народов.
Руководил газетой Борис Сергеевич Авсарагов, талантливый поэт и благожелательный редактор. По отцу осетин, а по матери русский. Наряду с многочисленным достоинствам у него был существенный порок. Боря пил. Пил, как и многие его собратья по перу, буднично и беспробудно, с многочисленными пьяными выходками и скандалами. Жена Бори, провинциальная поэтесса, ушла, забрав обоих сыновей – Гошу и Аланчика. Встречая автора, он нежно и вопрошающе заглядывал в глаза: «Принёс?..» Мы приносили.
Я не вылезала из-под обстрелов Цхинвала, из окопов Гумисты, подвалов Грозного. Приносила Боре статьи и очерки. Он готовил их к печати. Незадолго до нового, 1998 года, Борис с сияющей улыбкой сообщил, что я представлена к вступлению в Союз писателей России. По рекомендации «Литературной России». Он сам готовил всю документацию, все необходимые бюрократические бумажки.
12 декабря, трепеща от волнения, я сидела за длинным столом Союза на Никитской. Вступавших — море, ведь уже несколько лет приёма не было. Альманахи представляли поэтов, выступал представитель, долго говорили, обсуждали. Подходила очередь «Литературной России». Но её представителя, то есть, Бори, не было.
Нас, вступавших с рекомендацией от газеты, было трое. Если Борис не явится, вполне могли не утвердить. И неизвестно, сколько ждать следующего приёма. Заседание вёл Вадим Дементьев — сопредседатель правления Союза писателей. Я была знакома с ним по совместным поездкам на Кавказ. Подбегаю к столу президиума и шепчу: «Вадик, выручай. У нас представляющий не пришёл. — Кто представляет? – Боря Авсарагов. – Все понятно. Ладно, тебя я сам представлю. А ещё кто?» Я показывают листок с фамилиями. Вадим кивает головой: «Этих тоже». За минуту до вызова «Литературной России» в дверях появляется Борис. Тонкий шелестящий стручок. Он шёпотом сообщает, что провожал детей, прибывших к нему на побывку. Вот и припозднился.
Объявили «Литературную Россию». Борис встал, выпрямился, гордо, как кавказский орёл, поднял голову и оглядел зал. «На вступление в Союз писателей России редакция представляет… Флоренский. Павел… Джугашвили. Галина…». И моё имя. Всех троих приняли единогласно.
Потом мы перешли Никитскую и направились к ЦДЛ.
Вот там-то, за столиком знаменитого ресторана я и познакомилась с Галиной Джугашвили. С одной стороны от меня сидел внук мученика сталинских лагерей священника и философа Павла Флоренского, с другой внучка «отца народов».
С Галиной мы позже подружились. Жили недалеко друг от друга – Галя на Солянке, в сталинском доме, я на Крестьянке, куда переехала из коммуналки.
— Думаю, что с Галиной вас связал не только общий редактор Борис Авсарагов, но и любовь к поэзии и французскому языку. Ведь она была не только мастером психологических миниатюр, которые публиковались, в том числе и в «Литературной России», но и переводчиком франкоязычной поэзии. Переводила стихи поэтов Магриба, издала несколько сборников…
— С Галей у нас было немало общего. И она, и я, хотя и в разное время, окончили французское отделение филфака МГУ. Мы даже часто говорили между собой по-французски, когда на её кухне разливалось в бокалы
грузинское вино, органично дополнявшее сациви и хинкали. Обе мы любили Восток. У Гали был сын Селим, отцом которого был алжирец по имени Хасин бен Саад, некогда учившийся в Университете дружбы народов
имени Патриса Лумумбы. Юноша приходил домой весёлый, возбужденный. Показывал свои картины, пытался что-то объяснить. Галя переводила. Селим страдал врожденным пороком, у него были трудности с речью, и я почти ничего не могла понять из того, что он лепетал.
— Ты говорила, что с Галиной у вас были большие творческие планы. О чём речь?
-Мы горячо обсуждали несколько тем. Первая — судьба отца Галины Якова Джугашвили. Галя показывала семейные фотографии, единственную открытку, присланную Юлии, матери Гали, из Вязьмы по пути на фронт. Открытка датирована 26 июня 1941 года. Галя была совсем маленькой, когда отец ушёл на войну, но бережно хранила в памяти рассказы о нём, мельчайшие детали биографии. Многое известно, опубликовано. Но меня потрясло одно свидетельство, которое я не встречала в воспоминаниях ни о Сталине, ни о его сыне.
— Давай сначала вспомним обстоятельства жизни Якова, отца Галины. Он ведь старший сын Сталина, родился, когда его отец был в подполье, кстати, и мать Якова, и её брат принимали участие в революционной деятельности.
— Мать Якова Катерина Сванидзе скончалась от тифа в 1907 году, когда её супруг Иосиф Джугашвили находился на нелегальном положении. Есть пронзительная фотография: у гроба Като собралась семья. Среди провожающих — молодой мужчина, юноша, буквально, раздавленный горем. Это Сосо, вернее, уже Коба. Рассказывают, что во время похорон у Иосифа Джугашвили помутился рассудок, и когда гроб с её телом опускали в могилу, он в отчаянии прыгнул вслед, и его с трудом удалось вытащить оттуда. На поминках признался, что со смертью Като «ледяной камень пронзил его сердце». Возможно, после смерти первой жены Сталин не любил больше никого.
Их восьмимесячный сын Яков был передан родственникам матери и жил в Грузии до 1921 года, когда его перевезли в Москву. Четырнадцатилетнего Яшу поселили в кремлёвской квартире отца. И вот сохранённое воспоминание. Яков чувствовал себя одиноким в кремлёвской крепости. Ночами бродил по коридорам. В кабинете отца горел свет. Яков подкрадывался к дверям. Оттуда беспрерывно раздавался тихий голос вождя. Яков знал, что кроме отца в кабинете никого не было.
Сталин говорил один на непонятном Якову языке. Ни на грузинском, ни на русском, который Яша немного знал. Голос звучал долго и монотонно. Мы с Галей гадали — что это было? Что за язык? Возможно,бывший ученик Тифлисской духовной семинарии читал молитвы? На греческом, или на церковнославянском? Или это были заклинания, которые он знал от знаменитого эзотерика XX века Георгия Гурджиева, с которым был знаком по Тифлису?
— Возможно, он молился на осетинском языке… Предки Сталина по отцовской линии были осетинами. Известно, что в детстве, когда Сосо тяжело болел, его возили в святилище Джеры дзуар-церковь Святого Георгия, которое и сегодня находится неподалёку от Цхинвала. Кроме того, есть свидетельства, что Сталин знал молитвы на осетинском языке. Много пишут и спорят о том, действительно ли Яков был в плену у фашистов. Или это был двойник? Что знал и что делал Сталин, чтобы освободить из плена старшего сына?
— Действительно, пишут много, опубликованы воспоминания соузников Якова. На эту тему написаны пьесы, сняты фильмы… Говорили даже, что Яков, якобы остался жив. Легенды, вымыслы, мифы… Не стану их повторять. Скажу лишь, что об этом думала дочь. Галина сомневалась в том, что её отец был в плену, считая эту информацию провокацией гитлеровцев. Она говорила, что есть все основания полагать, что Яков Джугашвили пал смертью храбрых в середине июля 1941 года. О боях на Западной Двине летом того года, написано много и подробно. Если кратко, то 11 июля немцы ворвались в Витебск. Сразу три наши армии оказались в «котле». В их числе 14-й гаубичный артполк 14-й танковой дивизии 7-го мехкорпуса, в котором командиром батареи был старший лейтенант Джугашвили. Согласно германской версии, 16 июля 1941 года близ Лиозно к ним в руки попал человек, назвавшийся Яковом Джугашвили. Вскоре по всей линии советско-германского фронта были разбросаны листовки, на которых была фотография человека, похожего на Якова Джугашвили, в окружении офицеров вермахта и германских спецслужб. И призыв сдаваться в плен, как «сын Сталина». Тут же приводилось письмо, якобы обращённое к Иосифу Сталину: «Дорогой отец! Я в плену, здоров, скоро буду отправлен в один из офицерских лагерей в Германию. Обращение хорошее. Желаю здоровья, привет всем. Яков».
В 1948 году в Саксонии при разборке трофейных архивов был обнаружен протокол допроса советского военнопленного от 18 июля 1941 года. Допрашиваемый не имел при себе документов и назвался Яковом Джугашвили, старшим сыном И.В. Сталина.
В протоколе указано, что человек бегло говорит на немецком, английском и французском языках, а местом своего рождения называет город Баку. Значит, уже через день после указанной даты пленения был некто, кто выдавал себя за сына Сталина и кто лишь в общих чертах знал его биографию. На самом деле настоящий Яков Джугашвили родился в селе Баджи недалеко от Кутаиси, и он, кроме грузинского и русского, других языков не знал. Возможно, это был советский солдат или офицер, грузин по национальности, кто, зная о гибели Якова, выдавал себя за него и, веря во всемогущество Сталина, надеялся таким образов смягчить свою участь в немецком плену. Или это был двойник, наскоро подготовленный Абвером, с тем, чтобы повлиять на Сталина, шантажируя его судьбой сына? Если принять такое предположение, то тогда получается, что «голем» восстал против своих создателей. Тот, кто называл себя Яковом Джугашвили, достойно и даже героически вёл себя в гитлеровском плену. Хотя вполне возможно, что всё-таки пленником был и Яков, до дна испивший чашу запугиваний, изощрённых методов вербовки и ужаса концлагерей. Но так и не сломленный. Галина была уверена, что в немецких лагерях был не её отец, а некто другой, с внешностью грузина, кто выдавал себя за него. То ли по наущению гитлеровцев, то ли для того, чтобы хоть ненадолго продлить себе жизнь.
По окончании войны было много воспоминаний о встречах с сыном Сталина в гитлеровских лагерях. Об этом писали многие поляки, бывшие узники концлагерей. Выходило так, что пленные польские офицеры окружили Якова трогательной заботой, передавая ему продукты и сигареты из своих еженедельных посылок. Но мы с Галей нашли воспоминания одного француза, пересекавшегося с человеком по имени Яков Джугашвили в одном из гитлеровских лагерей. Он пишет, что они находились в одном бараке — русские, французы, поляки. Французам и полякам Красный Крест передавал посылки. Там были вожделенные сигареты. Поляки демонстративно курили их, пуская колечки дыма прямо в лицо русским пленникам, а потом дразнили их, щелчком отправляя окурки в другой конец барака: «Лови…» Однажды тот, кто считался Яковом, не выдержал и бросился с кулаками на обидчиков.
Это по-нашему, по-кавказски. Горячая кровь. Хотя до сих пор доподлинно так и неизвестно, кто же был тем человеком, которого в особом лагере «А» в Заксенхаузене застрелили в упор, а затем бросили на колючую проволоку под высоким напряжением.
Мы с Галей всматривались в фотографии, сделанные немцами, на которых Яков Джугашвили с лёгкой улыбкой и накинутой на плечи шинелью идёт по лётному полю в сопровождении немецких военных. Мы сравнивали позы, свойственные Якову на довоенных снимках, потом пытались совместить их с немецкими фото. Не получалось. Другая постановка головы и тела. Значит, это была фальсификация? Как это доказать? Мне очень хотелось помочь подруге. И не только потому, что в наших многочисленных разговорах, она сумела передать горячую любовь к отцу и верность его памяти.
Была и сугубо личная причина. В военной биографии моего отца, прошедшего от Халхин-Гола до Берлина, тоже была, тайна, которую теперь уже не разгадаешь. В памяти остались только скупые оговорки домашних, шёпотом: окружение, плен, побег, добрый смершевец, поверивший отцу накануне Курской битвы… Далее – тишина. Два старших брата моего отца были арестованы, один погиб в магаданском концлагере, другой всю войну работал в туполевской «шарашке». В семье было не принято об этом говорить.
Я обещала Гале помочь… Речь шла о чести её отца-фронтовика, который, возможно, был соратником моего, там, в белорусских лесах. Я написала статью и пришла просить помощи в установлении подлинности фото и в сравнения почерков открытки и письма Сталину. Обратилась к завотделом правительственной газеты, где тогда работала. Бывший правдист, он имел большие связи в различных инстанциях. Бросив беглый взгляд на листочки с текстом, он брезгливо прищурился и отрезал: «Дался вам этот Сталин! Всё прошло. Это больше никому не интересно». Вероятно, зря я рассказала об этом Гале, правда, смягчив формулировки. Она помрачнела. Всё, что касалось деда или отца, для неё было священным. Я опустила руки. Галя – нет.
Весной 2002 года Центр криминалистических экспертиз Минобороны РФ провел экспертизу образцов почерка Якова Джугашвили, а также немецких фотоматериалов с его изображением. Выводы были категоричны: фальсификация. «»Письмо к отцу» на листовках выполнено не Джугашвили Яковом Иосифовичем, а иным лицом с подражанием почерку старшего сына Сталина. Записка от имени Я.И. Джугашвили от 20 сентября 1941 г. исполнена не Джугашвили Яковом Иосифовичем, а иным лицом». Что же касается снимков, то это фотомонтаж с применением сильной ретуши и приёма «зеркального отражения». Точка.
Незадолго до смерти в книге мемуаров «Тайна семьи вождя» Галина Джугашвили так сформулировала свои сомнения о пленении отца: «В первый год войны немцы внимательно просматривали документы, найденные у погибших в бою советских офицеров, — немецкие спецслужбы и решаются на фальсификацию. Возможно, роль лейтенанта Джугашвили согласился играть его земляк-сослуживец, попавший в плен, который знал очень немного о характере и довоенной жизни сына Сталина. Возможно, немцы для участия в спектакле нашли «своего пленника». Легенда составлялась спонтанно, на основании скудной информации. Отсюда и неловкость двойника, его промахи, оговорки. Быть может, для маскировки спецоперации были приняты и другие меры. Разъяснятся ли все детали до конца — неизвестно.
Впрочем, надеюсь, что со временем история «плена» моего отца будет отметена как явная нелепость». Многоточие. Потому что по поводу Якова Джугашвили продолжают создаваться мифы. Это обычное дело, будь то судьба Гитлера, Сталина, царя Петра III или других известных исторических личностей. Мифы и легенды столь многочисленны и фантастичны, что даже упоминать о них не стоит. Галина знала о них, была знакома и с документами, и с воспоминаниями современников, часто противоречивыми и смутными. Своё собственное расследование она вела на генетическом уровне, виртуально проникая в плоть и мысли самого дорогого для неё человека. В том, что касается подлинной судьбы Якова, сына Сталина, точка так и не поставлена. Тайна сохраняется. Или охраняется?
— Что думала Галина о своём единокровном брате, Евгении Джугашвили, были ли у неё контакты с ним, общались ли они?
В наших с Галей разговорах мы касались и этой болезненной для неё темы. Любое упоминание о нём вызывало у Гали приступ холодного гнева. Она считала Евгения самозванцем. И говорила об этом много и возмущённо. Я молчала. И сейчас промолчу. Если плен-неплен Якова Джугашвили касается нас всех, нашей истории, то история с Евгением – это сугубо интимная, а значит, закрытая тема. Ведь она касается взаимоотношений родных Галины, её семьи. Для кого-то это история «чечевичной похлёбки», повод посмаковать подробности жизни семьи «вождя народов». Я же считаю, что у меня нет права ни говорить об этом публично, ни пересказывать версии и доводы подруги. Евгений Джугашвили, называвший себя внуком Сталина, скончался от инфаркта в конце 2016 года, в Москве.
— Ты рассказывала мне, что вы с Галиной собирались сделать книгу об алжирской войне, о которой французы так стараются сегодня забыть. Понимаю, — у тебя это связано с тем, что ты была свидетелем и корреспондентом в «горячих точках» Кавказа. В Южной Осетии, в Абхазии, в Чечне. Вероятно, для Галины это желание было продиктовано тем, что она была в Алжире, на родине своего мужа, переводила произведения алжирской литературы, многие из которых как раз повествуют об этой войне.
— Да, эта тема нас творчески объединяла. Она относится к страшному, кровавому периоду истории современной Франции и Алжира. Я немало знаю об этом. Знакома со многими участниками событий. Как с той, так и с другой стороны. История эта увлекательная… Кратко расскажу лишь об е основных вехах, а начать придётся аж с XVI века. Долгое время северное побережье Африки было центром пиратства и работорговли. Об этом писал ещё Сервантес, попавший в плен к корсарам.
Франция решила положить конец безобразию, а заодно заполучить заморские территории. Французы пришли в Алжир в 1830 году, а уже через четыре года он стал частью Франции. Территория страны была разделена на три заморских департамента — Алжир, Оран и Константину. Более века Алжир был частью Франции.
На территории Алжира проживало около миллиона европейских, в основном французских колонистов, известных как пье-нуар — «черноногие». То ли из-за того, что они носили чёрные сапоги, то ли потому, что босиком давили виноград для вина, от чего ступни приобретали тёмный оттенок. Им принадлежала почти половина обрабатываемых алжирских земель.
По окончании Второй мировой войны вспыхнула борьба между французской администрацией и вооружёнными группировками, выступающими за независимость Алжира. Это было беспощадное противостояние, в котором обе стороны применяли самые жестокие методы. Несмотря на фактическое военное поражение алжирских повстанцев, по ряду причин конфликт завершился отказом Франции от Алжира. Тогдашний французский президент генерал де Голль провидчески заявил: «У арабов – высокая рождаемость. Это значит, что если Алжир останется французским, то вскоре Франция станет арабской». Мудрый политик, он даже не предполагал, что станет с его страной всего через полвека. А тогда, 19 марта 1962 года были подписаны Эвианские соглашения, открывшие Алжиру путь к независимости. Для Франции это стало причиной падения Четвёртой республики, двух путчей в армии и появления тайной ультранационалистической организации ОАС, пытавшейся путём террора заставить французское правительство отказаться от признания независимости Алжира. По всей Франции прошла череда терактов, взрывов и убийств, ответственность за которые брала на себя ОАС.
1 июля алжирцы на референдуме почти единогласно поддержали независимость своей страны, которая была провозглашена 5 июля 1962 года. Так закончилась одна из самых страшных и беспощадных войн второй половины прошлого века. Полное число её жертв установить невозможно. По некоторым оценкам их было от одного до полутора миллионов человек. В это число входят французские солдаты, алжирские повстанцы, мирное население. В той войне французы использовали концлагеря, напалм, массовое изгнание людей из деревень, чудовищные пытки.
Мне об этом доверительно рассказывали участники событий. Не хотелось верить: добрая милая Франция и – такое! Отделения Алжира ударило по Франции бумерангом. В Алжире были убиты несколько десятков тысяч «черноногих». Начался массовый исход «пье нуаров» из Алжира. Их было более 800 тысяч человек. Так, «черноногими» являются известный экономист и философ Жак Аттали, знаменитый модельер Ив Сен-Лоран, писатель, нобелевский лауреат Альбер Камю. А помните сериал про комиссара Наварро? Он тоже был пье нуар.
Трагедией обернулась независимость для тех алжирцев – арабов и берберов – кто верой и правдой служили Франции. Их называют харки, что в переводе значит «воины», и это были алжирцы, принимавшие участие в боевых действиях на стороне Франции. Вопреки Эвианским соглашениям и контролю Международного Красного Креста многие из них были арестованы алжирским руководством, многие убиты. По различным данным, число погибших харки колеблется от 15 до 150 тысяч человек. Французские власти позволили почти ста тысячам харки переселиться во Францию, где те положили начало многочисленной мусульманской общины.
Помню, в ночном поезде Ницца – Париж стою у окна. Рядом француз с внешностью Луи де Фюнеса. Он, горько вздыхая, всматривается в кромешную мглу берега Средиземного моря. «Там моя родина, наш дом, семейное кладбище, наши виноградники. Я ведь пье нуар, мадам. Э, вам не понять…» А потом в провансальской глубинке помню дома без окон с высоким забором. Черноглазые детишки, которые поверх забора смотрят на окружающий, чуждый мир. «Это харки», — объяснил мне водитель машины.
В Алжире, на родине мужа Хасина бен Саада, Галине удалось побывать только в горбачёвские времена. Видно, именно там и тогда она «заболела» историей алжирской войны, судьбой «пье нуаров» и харки, стала собирать материалы об этом, рассказы очевидцев, воспоминания, встречалась с коллегами-писателями, писавшими об этой трагедии. Я поделилась с ней своими сведениями об алжирской войне, полученными от её участников с французской стороны. Мы планировали работать над этой темой дальше. Думали, что жизнь – это надолго. Наш замысел не реализовался. Галя умерла летом 2007 года. В это время я была далеко от Москвы, на Дальнем Востоке, где наша экспедиция собирала материалы о сталинских лагерях, о БАМлаге, через которые прошли учёный и философ священник Павел Флоренский, писатели Анастасия Цветаева, Борис Ажаев, Юрий Домбровский и маршал СССР и Польши Константин Рокоссовский. У Галины я побывала много позже. На Новодевичьем кладбище, на семейном участке Джугашвили и Аллилуевых её скромная могила. На чёрном граните надпись: «Любимой жене». И всё. Сын Гали Селим жил в Рязани, рисовал мещёрские пейзажи, женился, потом вернулся в Москву. Сюда же приехал его отец-алжирец. Отец и сын судятся, пытаясь разделить квартиру в центре Москвы. Впрочем, это не наша тема. Желающих посмаковать подробности жизни потомков Сталина довольно. Какие времена, такие нравы…
За несколько лет до смерти Гали, в 2003 году, из жизни ушёл наш редактор и друг, поэт Борис Авсарагов. Его нашли в квартире, в луже крови, окружённым батареей опустошённых бутылок. То ли повздорил с кем-то из собутыльников, то ли ударился головой об угол рабочего стола. Облик «Литературной России» претерпел изменения. Газета уже не рупор пассионарных литераторов, а просто корпоративный орган Союза писателей РФ, одного из тех, на которые распался Союз писателей СССР. Вспоминаю стихи, которые читал нам поэт Борис Авсарагов. Эпиграфом к ним он взял слова Гёте, по преданию сказанные им на смертном одре: «Света! Больше света!»
Ну вот и всё, и вся и все — и свет —
беззвучный, без карающих примет.
Мы все, должно быть, состоим из света,
а может, из предчувствий состоим.
Но катаклизм — вселенская примета:
не взвидеть света, облучаясь им.
Язык бессмертья — неисповедим.
Ни вопля, ни моления, ни вздоха —
из мегатонны вырвалась эпоха.
Одушевленной стала тишина.
И многоточьем станут времена.
Никто не вспомнит, что была война…
Читайте нас в Яндекс.Новостях
© 2002-2020, «Игра на гитаре». Все права защищены.
При копировании материалов прямая открытая для поисковых систем гиперссылка на guitar-love.ru обязательна.
Карта сайта XML